Миф об Артемиде и Актеоне
Артемида - богиня смерти, владычица Природы и госпожа зверей. Безропотно повинуются ей дикие звери. Тигры и львы вьются у ее ног, ища милости и снисхождения. Ей прислуживает восемьдесят нимф, двадцать из которых заботятся о ее обуви. Подобно дикой амазонке, энергичная, как бег горнего ручья, в легкой короткой одежде движется она по лесам с тугим луком и колчаном, полным острых стрел. В беге своем подобна она летучей серне. Грациозная, гибкая, как ивовая ветвь, она имеет прекрасно сложенное спартанское тело. Волосы у нее собраны сзади в узел на манер дорических причесок. Она явилась на свет вместе со своим братом Аполлоном. Они были как две капли воды. Только тело Артемиды было более женственное, более округлое и мягкое. Но красота богини опасна и губительна. Горе тому, кто повстречается ей на пути. Неумолима и беспощадна она к людям, глуха и жестокосердна к их молитвам. Прекрасная воительница лесов и гор, жестоко она наказывает людскую дерзость. Ей любы человеческая кровь и мучения, а потому древние приносили к ней на алтарь человеческие жертвы. На ее алтаре ивовыми прутьями секли молодых спартанских юношей. В тот момент, когда на спинах их выступали кровавые рубцы, вожделенная кровью жрица, с воодушевлением наблюдавшая за истязанием, держала статуэтку богини в руках и наклоном указывала о необходимости усилить пытку, - чтоб страдания стали невыносимей и нестерпимей. Юноши должны были лежать без единого звука. Иногда бедняг запарывали до смерти. И это доставляло богине особое удовольствие.
Но, тем не менее, с особенной любовью Артемида заботилась о красоте Природы, бережно охраняя ее девственность от варварских человеческих рук. Богине были милы нетронутые луга, напоенные ароматами благоухающих цветов. Днем она любила слушать жужжанье пчел и пение птиц, радующихся жизни, а теплыми вечерами любовалась заходящим Солнцем, открывающим бездонное звездное небо.
Знайте, Артемида всевидяща и неумолима к тем, кто дерзко вламывается в ее заповедные места и нарушает ее покой. Не рвите понапрасну живых цветов, а то беспощадный гнев богини обрушится на ваши головы. Тому свидетельство наказание неразумному Актеону:
В один прекрасный летний день, в жаркий полдень, оторвавшись от других охотников, Актеон забрался в лесную непроходимую чащу. Его мучила жажда, и он искал, где бы испить прохладной воды. Насилу выбравшись из лесной чащи, он увидел тенистый грот, увитый плющом, а рядом источник с чистейшей влагой. Из грота доносились веселые женские голоса. Он хотел приблизиться, но его собаки жалобно заскулили и попятились в страхе назад. Ему бы бежать без оглядки! Но нет, им овладело непреодолимое любопытство, столько раз уж губившее неразумных смертных. Тихо, нешумными шагами он подкрался к гроту и заглянул вовнутрь. Его взору предстали прекрасные нимфы, резвящиеся в потоках чистой прохладной воды. Их обнаженные тела то исчезали, то появлялись в кристальных струях. Они радостно плескались, пеня воду и брызгаясь со смехом. Актеон стоял и зачарованно глядел на блестевшие влагой девственные тела и не мог оторвать от них своего взгляда. Подле запруды для купания грациозно возвышалась сама богиня, отставив одну ножку вперед, она медленно снимала свою дорическую рубашку, являя гибкое тело, которое доныне не довелось видеть ни одному небожителю. Скинув одежду, она уже пальцами ног ощутила блаженную прохладу воды, как нимфы, испугавшись, с криками бросились к ней, со страхом смотря на смутившегося Актеона, который потупил свой взор словно провинившейся ребенок. От чудесного виденья он совсем потерял голову и вышел из своего укрытия, невольно обнаружив себя. Богиня с гневом глянула на него, прикрыв слегка обнаженные груди. Краска стыда залила ее лицо. Глаза сверкнули - и в тоже мгновенье Актеон почувствовал, как на голове у него появились рога. Не успел он испугаться и броситься к стройным обнаженным ее ногам, - чтоб молить о пощаде, - как пальцы его рук срослись, превратившись в копыта. И он, уже не в силах стоять на ногах, упал на четвереньки и склонил передние лапы перед гордо возвышающейся богиней. Язык его не слушался, и вместо жалкой мольбы о пощаде изо рта вырвалось одно мычание:
- М!.. М!.. М!.. - жалобно стонал он, не в силах совладать с собой, и пытался прижаться, как испуганный зверь, к стройным ногам богини. Нимфы же, окружившие ее, с довольным любопытством девственных весталок смотрели на мучения бедного Актеона, жестоко наказанного всемогущей Артемидой. Он как прах, пристыженный и униженный, лежал у ее прекрасных ног…
Артемида рассмеялась, глядя на жалкий его вид. Перед ней лежал уже не человек, а покорный и дрожащий от страха олень. Испуганные глаза его смотрел снизу на божественную красоту, поразившую его. В трепете он хотел ластиться к ногам Артемиды, но та быстро отдернув свои руки от грудей, подняла с земли свой тугой лук и натянула тетиву. Олень в страхе сжался. Потом вскочил, хотел бежать, но острие выпущенной стрелы с силой ворвалось в его тело, насквозь пробив ему ногу. Он упал и жалобно застонал от боли… Богиня была неумолима и, только улыбнувшись, натянула вновь тугой лук. На глазах у оленя выступили слезы, - и так жалобно и испуганно смотрел он на нее, прося сохранить ему жизнь, что нимфы прослезились! Но это не тронуло разгневанной богини. Не смеет смертный, увидевший ее красоту, остаться жить, - и с легкостью в сердце пускает она вторую стрелу, которая пробивает грудь Актеону, неся на своем острие жестокую смерть. Застонал Актеон, задергался на глазах у смеющейся богини и повалился навзничь. Артемида подошла к окровавленному телу убитого оленя и, поставив ему на шею стопу, слегка надавила, сдвинув ногой еще теплую пятнистую кожу: - Горе тебе, неразумный Актеон, не устоявший перед пленительным соблазном!
Так жестоко наказала Артемида пылкого юношу за то, что тот, нарушив ее уединение, посмел усмотреть в ней женщину.
Миф нельзя исследовать, интерпретировать, на основании мифа нельзя «приходить к выводам» научного, психологического либо нравственного характера, миф просто дает знать о своем присутствии – так молния предупреждает бузину: я иду, скрывайся. И это дерево имеет свойство уклоняться от молнии. Мифы повествуют о героях божественного происхождения и активное пространство мифа не наше пространство суть.
Тогда зачем мифы?
Для «рабов божьих» или обезьян дарвинизма ни к чему. Возможно, для людей, чувствующих в крови раскаленную божественную тень, на беду свою заброшенных в болота Гадеса. Болота: «земля», «материальный мир», «современная эпоха» и т.д.
Польский поэт Болеслав Лесьмян – один из этих несчастных. Стихотворение
«Сказание об Актеоне» начинается с начала:
Шумит в бору весна.
Богиня купалась в озере.
Подсмотрел.
В наказание превратила в оленя.
Интерпретировать миф невозможно, поскольку неизвестен «логос» драмы. Актеон не просто охотник, Актеон сын бога Аристея и, разумеется, нам не дано понять божественных коллизий. Нам даны только предположения. С высокой
степенью вероятия можно предположить, что в ареале политеистических религий понятия смерти в смысле иудеохристианства или матриархального атеизма не существует. В процессе «смерти» сперматический эйдос (у схолиастов latenta forma substantialis) покидает одну материальную среду и переходит в другую. В случае Актеона эйдос переходит в «царство лунных животных», к числу которых относится олень.
Если устранить из понятия «смерть» роковую тягость, миф рассказывает об очередной божественной экспансии в Хаос. Когда оленя-Актеона терзали собаки, капли его крови превратились в бузинные деревья; бузина отличается важными магическими свойствами и непременно входит в состав метаморфотических фильтров. Таковой линии развития Болеслав Лесьмян не придерживается. Его позиция,так сказать, более человеческая: преступление-наказание. Только одной очень красивой строкой Лесьмян оттеняет высокую мистерию события:
Окровавилась вечность о лесную хвою.
Присутствие Дианы по тангенте задело этот мир, окрасив кровью Актеона лесную хвою:
Смерть,затравив псами, уравняла его с оленем.
Настигла ли Актеона не собственная Актеонова смерть, но чужая, оленья? Да, судя по стихотворению. Лесьмяна интересует миф не в его языческой экспликации, но романтически образно.Мы не можем утверждать, что миф совершенно позитивен и просто фиксирует ситуацию метаморфоз – для подобных утверждений у нас нет онтологических оснований, а главное нет конкретного переживания язычества. В сущности, Актеон знал, что вступает в «запретную зону», в священную рощу Дианы, значит он виновен в любострастии, любопытстве, любознательности: известны другие жертвы подобной индискретности – Луций (Апулей «Метаморфозы») пострадал весьма аналогично. Кстати говоря, перед сценой превращения Луция в осла, Апулей рассказывает о скульптурной группе «Диана – Актеон»: Диана лишь собралась
купаться, но Актеон уже наполовину превращен в оленя – предупреждение, которым Луций напрасно пренебрегает.
Почему любопытство, любознательность и вообще резкий эмоциональный дифферент вызывают столь тягостные последствия? У знаменитого трубадура Пейре Видаля (XIII в.) есть баллада такого, примерно, содержания: некто донельзя голодный после длительных скитаний, встречает стадо овец, разрывает ягненка,
пожирает и, убегая от пастуха, превращается в волка. После длительной гонки собаки настигают его и загрызают. В конце баллады Видаль, среди разных толкований, дает и такое: человек суть сфера и каждое желание должно, так сказать, уравновешиваться контр-желанием. Не покажется ли нам подобное воззрение несколько бескрылым и пресным? «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, хочу одежды с тебя сорвать », воскликнул Константин Бальмонт.
«Почему нельзя снимать покрывало со статуи Изиды?» -- так называется текст Людвига Клагеса касательно известной баллады Шиллера. Юноша учится у жрецов Саиса тайному знанию и, нетерпеливый, хочет снять покрывало богини, дабы познать «всё». «Что побуждает юношу снять покрывало? Жажда познания или, проще говоря, любопытство. Между жаждой познания и любопытством нет существенного различия. Беспокойство разума рождает и то, и другое, а разум беспокоит всё, чем он еще не обладает .» Последняя строка баллады Шиллера: «глубокая грусть довела его до ранней могилы ».
Клагес обостряет проблему и смысл его книги «Дух против души» таков: познавать – значит убивать жизнь. Более того: в процессе познания свершается двойное убийство: познающий своим анализом убивает объект и, в то же время, этот акт смещает либо вообще уничтожает центр сферы его бытия. Возразят: Актеон, вероятно, не думал «познавать» богиню, а просто остановился завороженный. Но ведь античные боги «не любят» людей в христианском смысле, они иногда по тем или иным причинам посещают людей, принимая тот или иной образ. Актеон не мог подсмотреть богиню «как она есть», это непосильная задача для человеческих глаз. Но девственная Диана ненавидит мужской эротизм и покровительствует партеногенезу. Она превратила Актеона, изменив ход естественной метаморфозы, в подвластного ей зверя, в подвластное ей дерево.
Надо еще учесть иную концепцию человека в античности, что весьма затрудняет любое историческое исследование. Греческий мир оппозиционен нашему вот в каком смысле: греческое миропонимание ориентировано на эйдос и форму, материя не играет практически никакой роли. Человека творит «сперматический эйдос». Эта ось, творящая душу и тело, forma formante, форма формирующая, создает разные миры в разных слоях материи. Эта ось определяет возможную сферу индивидуальной жизни. С другой стороны, на человека действует forma informante, форма информирующая, то есть окружающая среда. Эта самая среда разъедает индивидуальность, замещая оную социальной моделью, соответствующей «духу времени».
Греки делят людей на две более или менее четких категории – свободных и рабов, аристократию и плебс. Происхождение, национальность, раса особой роли не играют, все это категории социальные, зависящие от случайностей материальной манифестации.
Нетрудно здесь распознать идеологию сугубо патриархальную. Афина и Аполлон, защищая Ореста на суде (Эсхил. Эвмениды), говорят: главное – семя, зерно, земля только питает уже пробужденную жизнь. Отсюда совершенное пренебрежение материей, которая просто расценивается как «чистая потенциальность», игнорация естествознания и презрение к работе. Любопытно, жертвы гнева богов присуждаются в Гадесе к монотонной работе – Сизиф, Окнос, Данаиды. Обычно и неправильно подчеркивается бесцельность и абсурдность их занятий: наказание заключается в длительности срока, поскольку любая работа вообще, легкая или тяжелая, по мнению греков периода патриархата, бесцельна и абсурдна. И всем, кто разделяет подобные воззрения, делать в современном материальном мире нечего.
Эти реминисценции вполне легитимны в пафосе Болеслава Лесьмяна. Здесь нет метафорической идентификации и нет сравнения судьбы лирического «я» и судьбы Актеона. Это концентрация трагического размышления вокруг мифа.
Когда-то я был другим. Лицо еще озарено
Золотым отсветом. Он разгорается в черных злых ночах.
Я помню светлые лики прежних братьев,
Тогда я любил мечтать,
Теперь бледнею в присутствии мечты.
Почему? Поэту и вообще артисту нечего делать в мире торгашей и консуматоров, в пространстве, зажатом злой и черной ночью. «В ничтожное время к чему поэт ?» (Гельдерлин) И Жак Ривьер в конце книги о Рембо: «В сущности, он научил нас категорической истине: жить в этом мире нельзя .» Что это значит в плане предыдущих рассуждений? Решительный приоритет «формы информирующей», подавление индивидуальной парадигмы агрессией социума. Людвиг Клагес в «Космогоническом Эросе» (откуда взят фрагмент о статуе Изиды) говорит: дух (в его трактовке, скорей всего, рацио) уничтожил душу, ныне на месте живых людей – мнимо-живые ларвы. Так.
Но так ли развивается поэтическая мысль Лесьмяна?
Боже. Я подсмотрел тебя
И с тех пор дух мой гибнет.
Воплощен в человека за это преступление,
Чуждое тело влачу в сиянии Божьего факела,
Погибаю чужой, неприемлемой смертью.
Здесь, очевидно, вопрос не только в ситуации поэта эпохи сугубо антипоэтической и гибельной для живой души. «Боже» стихотворения очень и очень напоминает Бога иудеохристианского, поскольку речь идет о грехе, наказании и смерти, понятиях, чуждых греческой религии. Актеон – герой, и его судьба столь же колоритна как судьба Геракла или Беллерофонта. При отсутствии антропоцентризма, в мире метаморфоз, миф об Актеоне отчужден от «греха», «падения», от всякого «пессимизма», что безусловно чувствуется в стихотворении Лесьмяна «Сказание об Актеоне»:
Гибну, вброшенный в человеческое тело
Как в грубую холстину…
…Это не я – даже в секунду смерти.
В закрытых глазах – кровавый кошмар оленя.
Напрасно взываю о помощи,
Гибну. Человек.
Бесповоротно. Воплощенное в человека лирическое «я» не видит решительно никаких перспектив. Фиксация и ее производное – безнадежность характеризует новое мировоззрение. Люди уверены: они именно то, за что себя и других принимают, люди «познают» объект с целью выяснения его «постоянной». Но в сущности у монотеистов только одна постоянная – смерть. Как считает не без оснований Людвиг Клагес, юноша из баллады Шиллера, подняв покрывало статуи Изиды, обнаружил…смерть. Люди новой эпохи склонны принимать за целое случайную комбинацию фрагментов, идентифицировать имя и носителя имени, сущность и ее субстанцию – дело для греческой религии невозможное. Трагизм стихотворения Лесьмяна объясняется трагизмом монотеистического взгляда, несовпадения двух концепций человека.
Понятно, как во всякой сильной поэзии, здесь таится загадка: кто вброшен, втиснут в человеческое тело, кто это?
МИФ ОБ АКТЕОНЕ / АКТАЕОНЕ
По одной из легенд, Актеон, сын пастуха Аристея и Автонои, дочери Кадма, был посвящен в охоту кентавром Хироном. Согласно этой легенде, его собственные собаки, разорвав под видом оленя его на части, принялись рыскать по округе в поисках лица своего хозяина и не успокоились, пока не узнали его на статуе, высеченной по совету кентавра на склоне скалы. Здесь предание об Актеоне-охотнике, судя по всему, смешивается с легендой о некоем Актаеоне, наскальном божестве или демоне, который забрасывал камнями проходящих мимо путников, пастухов и стада. Этот демон успокоился только в тот день, когда на склоне скалы ему возвели статую, чтобы закрепить его за его изображением.
Археологические и литературные источники, относящиеся к мифу об Актеоне, охотнике, заставшем врасплох за купанием нагую Артемиду (Диану), относительно свежи, и Каллимах (IV век до н. э.), согласно его комментатору и переводчику М. Е. Кагену, является первым поэтом, приписавшим наложенное Артемидой на Актеона наказание тому факту, что он увидел богиню в ее наготе. (См. «Купание Паллады»; в «Гимне к Артемиде» речь об этом не идет.) До Каллимаха упоминались иные мотивы; Актеон якобы похвалялся, что превзошел богиню как охотник; или же устроил какую-то оргию в ее святилище и т. п. В действительности главным образом начиная с IV века варианты этого мифа вскрывают один нюанс, его все более и более эротическую подноготную; пищу всему приключению дает целомудрие, но также и искусительность прелестей богини - каковые не преминули возбудить Гомера и Еврипида, позднее - Вергилия и Овидия. Далее, как известно, барельефы и живопись доставили чудесные изображения этой сцены. Тем не менее, мотив Дианы, которую застал нагой Актеон , объясняется то предначертанием рока, то сознательным посягательством на насилие. Последнее объяснение можно найти в мифографии Гигина (I век):
Actaeon Aristaei et Autonoes filius pastor Dianam lavantem spectaculus est et eam violare voluit. Ob id Diana irata fecit ut ei cornua in capite nascerentur et a suis canibus consumeretur.
Несмотря на эти поздние версии, сам миф, судя по всему, восходит к достаточно глубокой древности: царя-жреца догреческого культа оленя в конце его царствования разрывали на части. Богиня омывалась после умерщвления оленя. (См. «Греческие мифы» Р. Грейвса.) Можно также представить себе осквернение этого культа тем или иным реальным персонажем, подменившим путем переодевания священное животное с намерением овладеть жрицей, исполняющей роль Артемиды. Согласно Ланое-Виллену (см. «Книгу символов - Словарь символики и мифологии»), «по-видимому, этот миф имел два смысла: прежде всего Актеон должен был объединять в глазах знающих народ Аттики, оставляющий социальные установки древнего дельфизма, переходя к установкам нарождающегося дионисийства, завезенного в Грецию, как нам представляется, потомками Кадма…». По Ланое, имя Актеона восходит к Кекропу, первому царю Аттики, называемой Актеей или Актайей, и отсылает к берегу: это страж города. Между Мегарой и Платеями показывали место, где он, как считалось, и увидел нагую Артемиду. Во втором смысле эта история, по-видимому, должна показать нам в лице Актеона дельфийского жреца, каковой, нечаянно вмешавшись, не будучи в них посвященным, в мистерии Артемиды и потом их разгласив, счел нужным укрыться в самой недоступной глубине леса среди приверженцев Диониса (превращение в оленя), где он в конце концов и был все же обнаружен и предан смерти бывшими стражами его дворца (своими псами).
Мы разделяем лингвистическое толкование Ланое-Виллена, согласно которому Керберос (пес) происходит от Кер (рогатый) и означает также и старый рогач или старый олень , символ, по его мнению, дионисийского отшельника. Попытка насилия Актеона над Артемидой происходит тем самым из соперничества дельфийского (Артемида) и дионисийского (Актеон) культов.
Представление об изнасиловании Артемиды присуще самой природе ее мифа, а опасение мужского насилия основополагающе для всего ее облика, одновременно и целомудренного, и вызывающего: у Актеона были предшественники: роспись на вазе показывает, как Артемида защищается от гиганта Отоса, который, согласно приведенной в «Одиссее» легенде, хочет ее изнасиловать («Одиссея», XI, 305 и далее). Орион, спутник по охоте самой богини, хочет овладеть ею силой и умирает от укуса скорпиона (Гесиод, Фрагменты, ХLIII).
Артемида воспитывалась вместе с Аполлоном, поэтому она
прекрасно управляла колесницей, скакала на лошади и метко стреляла из лука.
Обычные мужчины не выдерживали сравнения с ее любимым братом, и она их
ненавидела, решив остаться девственницей. «Пусть будет так, – сказал Зевс, – но
при условии, что любой мужчина, бог или человек, умрет, если увидит молодую богиню нагой».
Артемида (римляне называли ее Дианой) была богиней охоты и богиней Луны. Ей
посвящены многие мифы. Один из них мы сейчас расскажем.
Красивый юноша Актеон, родной внук Европы, был страстным охотником. К охоте приобщил его кентавр Хирон, его воспитатель и наставник в детстве. Однажды Актеон с друзьями охотился вблизи Парнаса в лесах Киферона, не подозревая о том, что они являются владениями богини-охотницы Артемиды. Был знойный полдень. Вся компания, пережидая жару, расположилась в густой чаще леса на отдых, а Актеон отправился на поиски родника с водой.
Звездный атлас «Уранография» Яна Гевелия, 1690 год
Взяв с собой своих собак, Актеон углубился в лес. Неожиданно он оказался в цветущей долине, по которой тек ручей с хрустально чистой водой. Свое начало он брал в гроте на склоне горы, и ничего не подозревающий юноша решил подняться вверх, чтобы взглянуть на породивший ручей родник.
Между тем в гроте у родника расположилась с нимфами сама Артемида, решив искупаться. Нимфы уже освободили ее тело от доспехов, лука и колчана со стрелами, сняли сандалии и, завязав длинные волосы узлом, начали снимать золотой хитон с ее плеч, когда в проеме входа в грот возникла фигура юноши. Громко вскрикнув, нимфы мгновенно укрыли обнаженную девушку, но было поздно. Актеон увидел прелестное тело юной богини, за что должен был понести жестокое наказание. Артемида пожалела юношу, нарушившего ее покой. Она не казнила его, а превратила в прекрасного оленя.
Актеон тоже слишком поздно понял, что произошло. По виду прекрасной девушки он сразу узнал богиню, но в следующий момент почувствовал тяжесть на голове и странное ощущение в руках и ногах. Он бросился бежать и остановился только в долине у ручья. Актеон посмотрел на свое отражение в воде и понял, что богиня превратила его в оленя. «О горе мне», – пронеслось у него в голове, но тут появились его псы, которые, учуяв оленя, живо набросились на него и разорвали.
Когда через несколько часов друзья отправились на поиски пропавшего Актеона, они
нашли прекрасного оленя, задранного собаками, но так никогда и не узнали, как
ужасно погиб их товарищ, единственный из смертных, увидевший божественную
красоту дочери Зевса и Латоны.
Артемида очень сожалела, что бедный юноша безвинно погиб, и попросила богов
подарить ему созвездие. Так появилось на небе созвездие Гончие Псы.
Артемида, лань и Ифигения
Но не только для охоты использовала свои атрибуты жестокая богиня. Не задумываясь, пускала она в ход смертоносное оружие, когда считала себя обиженной.
Агамемнон и Ифигения
Микенский царь Агамемнон. Богиня потребовала принести в жертву его дочь Ифигению.
Ифигения (она же Ифимеда, спасена Артемидой) — дочь Агамемнона и Клитемнестры (по Стесихору и другим — их приемная дочь и родная дочь Тесея и Елены). Родилась в год, когда Агамемнон обещал Артемиде прекраснейший дар из родившихся.
Когда греки отправлялись под Трою и уже были готовы пуститься в путь из беотийской гавани Авлиды, Агамемнон (или Менелай) оскорбил Артемиду, убив на охоте посвященную ей лань. Артемида гневалась на Агамемнона за это, а также за то, что Атрей не принес ей в жертву золотого ягненка. Богиня наслала безветрие и флот греков не мог двинуться в путь. Прорицатель Калхант объявил, что богиня может быть умилостивлена только принесением ей в жертву Ифигении, самой красивой из дочерей Агамемнона. Агамемнон, по настоянию Менелая и войска, должен был согласиться на это. Одиссей и Диомед поехали к Клитемнестре за Ифигенией, и Одиссей солгал, что её отдают в жены Ахиллу.
Приносить её в жертву должен был прорицатель Калхант.
Но во время жертвоприношения Артемида накрыла Ифигению облаком и унесла в Тавриду, а на месте ее очутилась лань. В Тавриде Ифигения сделалась жрицей Артемиды и спасла брата своего Ореста.
После чего братья за их гордыню были убиты Аполлоном и Артемидой. На острове Наксосе Артемида приняла облик оленя и встала между ними. Алоады метнули дротики и поразили друг друга. Либо Аполлон пустил лань.
В подземном царстве они привязаны змеями к столбу в противоположную сторону друг от друга, между ними сова.
Алфей
Бог одноимённой реки в Пелопоннесе, сын титанов Океана и Тефиды. Его представляют в человеческом облике. Алтарь его в Олимпии.
Был охотником, который влюбился в Артемиду и преследовал её по всей Греции. Он явился в Летрины на ночной праздник, который справляли Артемида и нимфы, но Артемида вымазала у всех лицо грязью и илом, и Алфей не узнал её. Поэтому установлены обряды Артемиды Алфееи.
Не сумев добиться любви Артемиды, влюбился в нимфу Аретусу, которая, однако, не платила взаимностью; Артемида же, спасая Аретусу от преследований Алфея, превратила её в ручей. Алфей, однако, нашёл свою возлюбленную на острове Ортигия (либо на Делосе, либо близ Сиракуз на Сицилии) — там слились воды Алфея и Аретусы. Его течение продолжается в море, что подтвердил и Дельфийский оракул.
Раздражённая высокомерием Ниобы, Лето обратилась к своим детям, которые своими стрелами уничтожили всех детей обидчицы. Артемида умертвила всех дочерей Ниобы в её собственном доме, а сыновей, охотившихся на склонах Киферона, убил Аполлон. По некоторым авторам, ещё 1 сын и 1 дочь спаслись. По трагедии, сыновья были убиты, охотясь на Сипиле, а дочери — во дворце, кроме Хлориды.
«Эта, пытаясь спастись, вдруг падает; та умирает,
Пав на сестру; та бежит, а эта стоит и трепещет».
Овидий, «Метаморфозы» VI,295-296
Девять дней лежали они непогребённые; наконец на десятый были преданы земле богами, ибо Зевс обратил сердца людей в камень. Ниоба от горя обратилась в камень и в вечной тоске проливала слёзы о погибшем потомстве. После смерти детей Ниоба пришла в Сипил к своему отцу Танталу и там, взмолившись богам, превратилась в камень, который струит слезы днем и ночью Упомянута в «Илиаде», превращена в камень на Сипиле, по Гомеру, в камень были превращены и другие люди, так что некому было похоронить детей Ниобы.
Такова версия этого мифа у Гомера. Многие поэты после него пользовались этим сюжетом, воспевая вошедшие в поговорку «Νιόβης πάθη», то есть, «страдания Ниобы». Особенно драматически сказание о Ниобе выражено у Овидия. По версии мифа, принятой Овидием, Ниоба после обращения в камень была унесена вихрем на родной Сипил, где каменное изваяние её срослось с вершиной Фригийской горы. Ещё в древности объясняли этот миф тем, что действительно вершина горы Сипила имеет формы человеческого тела в согнутом положении (Павзаний, I, 25, 5).
Древнейшие изображения Калидонской охоты
Калидонская охота. Прорисовка римского рельефа
Мелеагр решил разделаться с этим чудовищем и пригласил себе в помощь прославленных героев, вместе с которыми он участвовал в походе аргонавтов: Кастора и Полидевка, Тесея, Ясона, Иолая, Пирифоя, Пелея, Теламона и других. При этом, у Мелеагра завязался роман с Аталантой. После тяжелой облавы, в ходе которой вепрь смертельно ранил Анкея, Аталанте удалось поразить его стрелой, а затем обессиленного вепря добил своим копьём Мелеагр. Копье, которым убил вепря, он посвятил в храм Аполлона в Сикионе.
В ходе возникшего спора из-за шкуры зверя, которую должен был получить наиболее отличившийся, Мелеагр присудил трофей Аталанте, но у девушки отнял его Плексипп, дядя Мелеагра по матери. Взбешенный Мелеагр убил Плексиппа и двух его братьев. Согласно другому описанию, производя раздел добычи, он взял себе голову и шкуру, но Артемида посеяла раздор среди героев, и куреты и сыновья Фестия потребовали себе половину, и Мелеагр убил сыновей Фестия.
В свою очередь Алфея, разгневавшись из-за гибели братьев, бросила полено в огонь и умертвила сына; но затем, в раскаянии, повесилась, а сестры Мелеагра, оплакивавшие брата, были превращены Артемидой в цесарок.
Мэра
Мэра (Майра) — по одной родословной, дочь Прета (внука Сисифа). Согласно поэме «Возвращения», умерла девушкой. По другой версии, дочь аргосского царя Прета, охотившаяся вместе с Артемидой, которая застрелила её, потому что Мэра родила от Зевса сына Локра и не сохранила девственность.
Одиссей встречает её в Аиде. Изображена в Аиде на скале на картине Полигнота в Дельфах.
Ойней в мантии и со скипетром. Аттический лекиф, ок. 500 года до н. э. Государственное античное собрание, Мюнхен, Германия
Ойней
Ойней — царь Калидона, сын и преемник царя Порфаона и Евриты. По некоторым, внук Ареса. Имя производно от слова «вино» (микен. wo-no).
Первым получил от Диониса в дар виноградную лозу (по рассказу, за то, что Дионис провел ночь с его женой Алфеей).
В мифы попал благодаря своим потомкам, а также благодаря одной из своей оплошности: однажды, принося богам благодарственные жертвы за урожай, он забыл про богиню Артемиду, а та в отместку наслала на Калидон чудовищного вепря.
Paysage avec Orion aveugle cherchant le soleil (lit: "Landscape with blind Orion seeking the sun")Пейзаж с Орионом или слепой Орион
Орион
Орион — знаменитый охотник, отличавшийся необычайной красотой и таким ростом, что его иногда называли великаном. Сюжеты об Орионе крайне запутаны. Местом его смерти называется Беотия, Делос, Хиос, Крит, Евбея.
Несколько версий связывают его с Артемидой. Был сотоварищем Артемиды по охоте, по некоторым вариантам-либо был возлюбленным богини, либо она его отвергала. Он был поражён стрелой Артемиды за победу над ней на охоте, или за посягательство на её девственность, или из ревности по подстрекательству Аполлона, брата богини, опасавшегося за её честь. По одной локализации, погиб от скорпиона в Беотии, домогаясь Артемиды.
По делосской версии, Эос влюбилась в Ориона и доставила на Делос. Возлюбленный Эос, убит Артемидой. На Делосе был застрелен Артемидой из лука, когда пытался изнасиловать деву Опиду, по другой версии, погиб, когда приглашал Артемиду состязаться с ним в метании диска, либо пытался обольстить Артемиду и был ею убит. По ещё одной версии, был возлюбленным Артемиды, чем был недоволен Аполлон, предложив ей выстрелить до чёрной точки, видневшейся в море. Она выстрелила, и оказалось, что она попала в голову Ориону, Артемида оплакала его и поместила среди созвездий.
Daniel Seiter. Смерть Ориона
Ещё один вариант: он охотился вместе с Артемидой на Крите и пообещал истребить всех зверей, за что Гея наслала на него скорпиона.
По хиосской версии, он полюбил Артемиду, но по воле Артемиды скорпион явился из горы Колоны на Хиосе и ужалил его. Он похвалялся перед Артемидой и Лето, что может истребить всё живое (либо потому, что был влюблён в Энопиона и похвалялся перед ним как охотник), а Гея наслала скорпиона, чтобы тот укусил Артемиду, но Орион сам был укушен, и Артемида вознесла его к звёздам.
Титий — великан. Либо сын Геи, либо рождён Зевсом и Эларой, дочерью Орхомена или Миния, и вскормлен Геей. Титий — хтонического происхождения: рожден в недрах Геи-земли, куда Зевс скрыл от гнева ревнивой жены Геры свою возлюбленную.
На Евбее его посещал Радаманф на корабле феаков. Отец Европы, возлюбленной Посейдона.
Позднее мстительная Гера внушила Титию страсть к любимой Зевсом Лето, великан попытался ею овладеть в чаще Панопея, но та позвала на помощь детей, и Аполлон и Артемида пронзили Тития из лука (или убит одной Артемидой). Согласно Гомеру, он погиб на Панопейском лугу, в Аиде коршуны рвали его печень.
По другому варианту, за попытку Тития обесчестить Лето Зевс поразил его молнией и низверг в Аид. Там два коршуна терзают печень (или сердце) распростёртого Тития.
Либо Зевс поразил его молнией, а в подземном царстве к нему приставлен змей, поедающий печень, отрастающую вместе с ростом луны.
Его изображение было на троне в Амиклах. Его могильный памятник был около Панопея (Фокида), по истолкованию Гомера Павсанием, место, где он лежал, называлось Эннеаплетра (Девять десятин). Скульптурная группа: Лето, Аполлон и Артемида, пускающие стрелы в Тития, была в Дельфах. Изображен в Аиде на картине Полигнота в Дельфах: не подвергается наказанию, но весь истаял.
По истолкованию Эфора, это человек, творивший насилия и беззакония, убит Аполлоном. На острове Евбея показывали храм Тития и пещеру Эларий.
Фалек
Фалек - тиран Амбракии, от которого Аполлон освободил город. Либо его убила львица, посланная Артемидой. Убил львенка и растерзан львицей.
Фоант
Фоант (Фоон) из Посидонии. На него во время отдыха упала голова кабана, которого он посвятил себе, а не Артемиде, и голова погубила его.
Хиона
Хиона — дочь Дедалиона. Мать Автолика (от Гермеса) и Филаммона (от Аполлона).
Ее также называют Филонида. По Ферекиду, она — дочь Деиона. Либо дочь Эосфора и Клеобои, жила в Форике в Аттике. По всем версиям имена сыновей совпадают.
Жертвой стала Хиона, дочь царя Дедалиона, ставшая возлюбленной одновременно двух богов - Гермеса и Аполлона, от которых она родила двух сыновей.
То, что Хиона - любовница брата, не остановило Диану, когда ей донесли, что осчастливленная двумя богами женщина вслух предположила, что наличие таких любовников свидетельствует о том, что она красивее девственной охотницы.
Оскорбленная подобным предположением, Диана выстрелила Хионе в рот, что послужило причиной смерти возгордившейся красавицы.
Художник Никола Пуссен. В рисунке из Лувра изображает максимально достоверно, показывая нам рухнувшую навзничь Хиону с вонзившейся в рот стрелой, горюющего отца и недоуменно глядящих на труп матери малышей.
Сама же Диана, не сбавляя шага, с довольным видом проходит мимо, глядя на убитую ее рукой женщину.
«…лук напрягла, стрелу наложила
На тетиву и, стрельнув, пронизала язык виноватый…
…Хочет сказать, но уж с кровью и жизнь ее покидает».
Так повествует в своих «Метаморфозах» Овидий.